«Я учу тому, как самим быть терапией»: интервью Кита Лоринга
В 2011 году Кит Лоринг дал интервью ведущей блога Ассоциации танцевально-двигательной терапии Юлии Морозовой, в котором рассказал о навыках, необходимых психотерапевту, о творческом процессе в арт-терапии, об исцелении через творчество.
Вопрос: Кит, мы знаем тебя уже давно как преподавателя и супервизора, скажи, как долго ты находишься в арт-терапевтическом поле?
Кит: Это интересно, потому что до того как вообще услышать об арт-терапии, я работал с театром, музыкой, искусством, создавая мультимедийные презентации, затрагивая темы, с которыми людям бывает сложно контактировать: горе и горевание, домашнее насилие, психическое здоровье, депрессия. Так, один арт-терапевт из хосписа пришел на презентацию, где был процесс, посвященный смерти и гореванию, и после спросил меня, как долго я занимаюсь арт-терапией. И в то время я ничего об этом не знал. И когда я узнал немного больше, то подумал, что это как раз то, что я делаю, и то, что я хочу. И тогда я стал узнавать больше об этом, и нашел обучающую программу, и получил регистрацию, и прошел свою клиническую супервизию, а до этого я просто работал как актер, музыкант и арт-директор.
В: Какое именно образование ты получал в арт-терапии?
К: Я искал что-то, что включало бы различные виды выражения. Ведь это такие естественные отношения между танцем и поэзией, рисунком и историей, драмой и музыкой. Это так сложно отделить друг от друга. Это как попросить ребенка играть, но разрешить ему только петь. Нет, ребенок будет петь, и строить песчаный замок, и рассказывать историю... Все модальности будут естественным образом перетекать одна в другую. Этот мультимодальный подход, который я для себя развил, и я выбрал драматерапию, потому что она тоже уже включает все виды искусства: пение, игру, танец, создание истории в пространстве театра. Таким образом, моя основная специальность и техника – это драматерапия, но фактически это мультимодальная терапия. Я использую все формы выражения в зависимости от потребности клиента и в ответ на развитие процесса.
В: В чем терапевтическая сила мультимодальной терапии творчеством и как языки творческого выражения помогают в исцелении души?
K: Простой вопрос, не правда ли? (смеется).
В: И все же, если люди спрашивают, что такое мультимодальная терапия творчеством? Что такое терапия творческим выражением?
К: Мне кажется, существует некоторая разница между этими двумя понятиями. Как я ощущаю, терапия творческим выражением подразумевает, что сама творческая активность предполагает целительное действие без прямой терапевтической проработки опыта. Это то, как я это понимаю, и у этого метода есть абсолютная валидность, это эффективный и сильный метод. А в мультимодальной терапии мы вовлекаем и развиваем, и там есть возможность для диалога с тем образом, который мы создали, или танцем, есть исследование значения того, что оживает в процессе. И для меня этот диалог очень важен. Он начинает конкретизировать опыт, превращая что-то абстрактное в нечто, в чем возможно узнать определенный паттерн, присутствующий в твоей жизни. И, таким образом, дать силу, чтобы сделать новый выбор, хороший для твоего будущего, и как бы прояснить те вещи, которые закодированы в метафоре искусства.
Мне нравится этот способ работы тем, что я не ограничиваю клиента в какой-то определенной модальности выражения, потому что для кого-то голос будет наиболее естественным способом, а для других будет предпочтительнее выразить себя на очень небольшом листе бумаги. Различные способы творческого выражения подходят различным людям в разное время... Мне нравится эта гибкость: иметь возможность рассказать историю, или нарисовать рисунок, или разыграть драму – это подходит мне, и не только мне – это подходит творчеству как таковому.
В реальности этот процесс происходит в контексте отношений терапевта и клиента, отношения клиента к его произведению; в клиент-центрированном подходе мы явно и неявно обращаемся к вовлеченности клиента в создание своего продукта. Если человек ощущает, что в том произведении, которое он сейчас создал есть некое послание, то если помочь ему начать диалог с его творением, то это часто приносит осознание каких-то важных вещей, пробуждение, понимание.
Моя роль как терапевта – быть сочувствующим, любознательным фасилитатором, который замечает какие-то вещи, которые создает художник, клиент, то есть замечать что-то, что клиент может заметить, а может и нет. И что-то может резонировать с опытом клиента, и он пойдет дальше туда; возникает какая-то тема, и если она покажется клиенту непоследовательной, несвязанной, мы можем вновь вернуться к ней позже. Но я с клиентом не для того, чтобы говорить ему, что означает то, что он создал; наоборот, я поощряю клиента становиться целителем для самого себя. Быть способным распознавать не только ответы, но и глубинные вопросы.
В: В чем целительная сила творчества, творческого процесса?
К: Процесс творчества – это очень личный процесс. Творческий процесс никогда не лжет. В нем всегда содержится истина, которая проявляет и утверждается. И так как ты создал это, то оно несет в себе аутентичность, которую ты ощущаешь. Да, я создал это, и оно настоящее, оно часть меня. И здесь есть некая тайна, очень мне дорогая. И вначале многие обесценивают это: мол, это ерунда, это выглядит ужасно, нужно скомкать и выбросить. Иногда мы обесцениваем это, потому что напуганы тем, что мы становимся уязвимы в своем акте творчества. Роль терапевта заключается в том, чтобы создать безопасное святилище, чтобы в даже в эти моменты хрупкости человек чувствовал поддержку, чтобы он мог оставаться с этим чувством, и начать в медитации и глубокой рефлексии быть с тем, что он создал, начать признавать, что правда стремится открыться ему. Это открытие само по себе восстанавливает и исцеляет.
Это помогает узнавать себя. Это как посмотреть в зеркало и увидеть что-то, что не видел прежде. И это – ТЫ. Конечно, порой мы боимся увидеть какие части себя, которые были запрятаны. Мы даже можем расщепить эту часть, отрицать ее, в тяжелых случаях диссоциировать и помещать эту часть очень далеко. Но она все равно находится там. И поэтому неотъемлемый навык терапевта в том, что мы не просто играем с творческим выражением, мы осознаем, что творчество напрямую связано с теми частями бессознательного, которые могут причинять беспокойство и являться почвой для довольно тяжелых симптомов. Терапевт должен быть способен справляться с тем, что всплывает на поверхность и поддерживать клиента в эти непростые моменты.
В: То есть, клиент занят созданием своего творческого продукта, а терапевт присутствует, свидетельствует, поддерживает и контейнирует, чтобы помочь клиенту быть в контакте, с тем, что он создает, так?
К: Да, так.
В: А что мультимодальность? Мы знаем танцетерапию, арт-терапию, драматерапию, и каждый подход сам по себе весьма эффективен. Что делает мультимодальный подход особенным?
К: Мультимодальный подход не является отрицательной реакцией на уже существующие креативные терапии, он подходит с огромным уважением к ним. Я приведу короткий пример. Молодой человек приходит на сессию: агрессия, насилие, нет постоянного места жительства, проблемы с полицией... В общем-то, он не хотел встречаться со мной. И вот он входит в комнату в сопровождении охранников, встает около двери – очень напряженный, нервный, весьма реактивный. Я сажусь на пол, принимаю неугрожающую позу и начинаю рисовать что-то небольшое на небольшом листе бумаги. Я нарисовал нечто не особо впечатляющее; просто, чтобы привлечь его внимание. Просто рисую нечто. Я мельком гляжу на него – никакого прямого контакта глазами – и спрашиваю: может он хочет уйти? «Нет», - говорит он. Он берет лист бумаги, карандаш, атакует их, рвет на кусочки, бросает в угол и снова возвращается к двери. И стоит там, смотрит, еще более агрессивный и довольный собой. Я делаю тоже самое, что и он, и мы оба смеемся. И это момент контакта.
Сущностный момент создания связи: «Я буду работать с тобой, ты видишь меня, ты не боишься моего гнева, ты вовлек меня». И тогда я сказал: «На каждом кусочке бумаге – слово». По какой-то причине он поверил мне, и мы собрали кусочки бумаги, разложили их, жонглировали ими и сложили стихотворение. Он видел эти слова – не я. Я спрашивал: «Что на этом кусочке бумаги, какое слово?», и он говорил мне. И начал рассказывать мне историю своей жизни. И когда он ее рассказал, то я ответил: «Оk, мы можем разыграть эту историю». И мы с ним интервьюировали персонажей, чтобы понять, что в ней происходит, и столько всего поднялось во время этого процесса... Таким образом, мы прошли через разные формы выражения, и не то, чтобы он был особенно знаком или хорош в какой-то из форм, просто так шел процесс. Если бы я предложил начать с драмы – ничего бы не получилось. Я просто начал с рисования... И эти кусочки бумаги, которые летели по комнате... Что-то особенное было в этом моменте, и мы собрали их снова вместе...
В: Что необходимо для того, чтобы стать терапевтом творчеством, чтобы работать в мультимодальном подходе? И если, скажем, есть какая-то специализация при этом – драма, например, то должен ли терапевт быть более опытен в этой форме выражения?
К: Я думаю, что терапевт должен комфортно чувствовать, выражая себя творчески. Достаточный уровень компетентности в форме выражения позволяет терапевту чувствовать себя комфортно, тем самым снижая тревогу и создавая чувство безопасности у клиента. Степень компетенции – это вопрос спорный. Как терапевты мы не претендуем на то, что мы великие художники или актеры – достаточно того, чтобы нам самим было комфортно с этой формой выражения. Это даже больше уровень уверенности, нежели компетентности, но это не высокомерие, нет. Это осознание того, что мы действительно можем и умеем делать в этом виде экспрессии, что мы можем двигаться, мы можем играть какого-то персонажа, мы можем сочинить историю...
В: Что же все-таки необходимо, чтобы стать мультимодальным арт-терапевтом?
К: Конечно же, не только то, чтобы стать компетентным в какой-то арт-форме. Необходимо также понимать механизмы защиты, как они действуют: перенос, контрперенос, проекция, проективная идентификация, избегание, замещение – то есть, терапевт должен быть хорошо знаком с психодинамическим подходом. Также терапевт должен быть компетентен в работе с группой: понимать групповую динамику, групповое развитие, как люди взаимодействуют и влияют друг на друга. Необходимо также знать западную модель классификации психопатологии (DSM). Это не значит, что нужно иметь высокую квалификацию в диагностике, но важно, чтобы терапевт был компетентен распознать, например, когда клиент диссоциирует. Если мы не способны понять, что происходит с клиентом, мы не можем ему помочь должным образом. Представьте, что человек приходит на занятие, и в процессе что-то происходит, некое психотическое проявление, когда клиент начинает разваливаться. И недостаточность компетентности и уверенности означает тогда недостаточность безопасности.
В: Итак, терапевт должен чувствовать себя комфортно с различными выразительными формами, он должен иметь знания психопатологии и психодинамической терапевтической модели. Что еще?
К: (смеется) Любовь. Не романтическая любовь, а другая. В офисе моего супервизора висит картина: мать держит на руках младенца, а отец обнимает мать с ребенком. В этом для меня огромный смысл того, что происходит в отношениях клиента и терапевта. На своих тренингах я учу студентов не столько тому, как делать терапию, сколько тому, как самим быть терапией. И любовь – это то, что лежит в самой основе.
Интервью провела Юлия Морозова.
Использован материал блога exisdance.blogspot.com
Редакция текста - сайт integratio.art.