«Каждый из нас может быть ответом на молитву другого»: интервью Кита Лоринга

Опубликовано в Статьи

Вопрос: Как ты пришел в арт-терапию (терапию искусствами)?

Кит: Когда я был ребенком, то замечал многое, в том числе боль других – ведь дети часто это видят. Я всегда напевал мелодии о чем-то, что, как я чувствовал, было важным. Я не мог понять, почему люди делают и говорят вещи, которые ранят других. Я раздражался, что человек может превратиться в марионетку некоей злой силы, словно она разлита повсюду, и что эта разрушительная сила ломает жизни людей... Думаю, мой путь в терапию искусствами начался еще тогда.

В терапию искусствами ведет много дорог. Каждая из них – глубоко личная и уникальная. Кто-то приходит из смежных помогающих профессий: консультанты, учителя, медсестры, психиатры, психологи. И почти каждый находится в поисках того, что привнесет в его жизнь больше смысла. Часто, когда нами движет желание поддерживать и исцелять других, мы ищем исцеление для самих себя.

Я был – и до сих пор остаюсь – актером, писателем и музыкантом. Я писал песни и пьесы, которые рассказывали истории страдания и боли – порой они могли быть и забавными! Не потому, что страдание – это что-то, над чем можно смеяться, но потому, что когда мы смеемся, нам легче выдерживать трагическое.

Галерея Barbican Art Gellry в Лондоне пригласила меня разработать творческие программы для неблагополучных молодых людей, которым в жизни пришлось испытать много трудностей. Мы придумывали песни, рассказы, танцы и драматические постановки – это позволяло таким людям выражать себя через творчество, а не через разрушение. У каждого из них была своя история боли, которая нашла свое выражение через творчество – это было катарсисом и освобождением от внутреннего напряжения и ярости, которые эти люди испытывали очень часто. Каждый почувствовал что-то хорошее, находясь в этом процессе: мы смеялись вместе, плакали вместе. Каждый участник начинал лучше относиться к себе – по мере того, как он чувствовал, что ему есть место, что его уважают и слышат.

После этого я создал кампанию "Real World Connect" ("Контакт с Реальным Миром"). Команда работала со взрослыми и подростками над созданием творческих мультимодальных проектов, обращавшихся к трудным и стрессовым темам: насилие в отношениях, зависимости, утраты, тяжелое горе.

Случилось так, что на одно из таких событий пришла небольшая команда арт-терапевтов. И они спросили меня, давно ли я практикую терапию искусствами (до этого момента я никогда о ней не слышал!). У меня возникло чувство, что это именно та работа, которая соответствует моей душе. То, для чего я создан.

После этого я получил профессиональное образование, государственную регистрацию терапевта искусствами в Великобритании. Я работал в колонии для неблагополучных молодых людей (если говорить прямо, это была тюрьма), работал в неврологическом реабилитационном центре со взрослыми с тяжелыми поражениями головного мозга и физическими травмами. Также я много работал в центре для детей с аутизмом и другими формами особых потребностей. Все это было до того, как я прошел обучение супервизии и начал работать за рубежом.

В: Что тебе запомнилось в твоей практике и почему?

К: В России таких программ было немало. Психика русского человека удивительна, в ней много глубокого чувства, мысли. И порой в ней также проступает много боли и страдания. Своеобразное сочетание материализма и мистики. В России и в русских есть что-то такое, что вызывает во мне глубокий резонанс. За те десять лет, что я здесь работаю, было много трогательных моментов.

Программы, которые обучают создавать безопасную психологическую среду для детей и для тех, кто работает со случаями детского насилия, часто оказываются мощными и пронзительными. Их темы нередко поднимают страх и тревогу. Такое состояние может передаться ребенку, когда мы с ним работаем. Мы обращаемся к источнику тревожных состояний или механизмов избегания. Это постепенный процесс – ведь участники встречаются со своими собственными страхами и травмами, которые стали частью их психики. Поэтому требуется бережный и внимательный подход, в котором важно создать то самое ощущение психической безопасности, которое мы стремимся создать для детей, подвергшихся насилию.

Я создал еще одну программу, которая нацелена на исследование природы человеческой идентичности и корней: "Что делает нас нами?" Я проводил ее в разных странах, но в первый раз она состоялась в России. Что это значит – "быть русским"? Используя разнообразные творческие техники (скульптуру, живопись, драму, музыку, звук, поэзию, тексты), мы делаем глубинный анализ того, что влияет на наше индивидуальное и коллективное развитие: семья, род, религия, динамика культуры, история, даже климат. Затем мы смотрим на то, как связаны исторические события и современное общество. Мы обращаемся к тому, что нас обусловливает, делает нас такими, какие мы есть на сознательном и бессознательном уровнях.

Во время этого исследования мы встретились с обилием красоты, которой хотелось радоваться и любоваться. А еще мы встретились с большим количеством “похороненных" чувств, которые передавались из поколения в поколение: утратой, горем, яростью, мужеством и страхом, тоской и одиночеством. Этот процесс сам по себе стал мощным катарсисом, и он ясно показал, насколько крепко и глубоко мы связаны со своими предшественниками, предками.

В Москве это был очень глубокий и трогательный опыт для всех нас. В подобном процессе может начать проявляться самость, ядро нашей личности – та наша часть, которой доступна внутренняя свобода. Становится видно, как эта часть конгруэнтно согласована с нашим прошлым, но при этом уже не зависит от его влияния.

Каждый почувствовал в себе силу быть верным самому себе: быть личностью, полной глубокого сопереживания, уважения и почтения к страданиям других – в прошлом и настоящем, приходя к большей осознанности и ясности относительно того, что они делают, почему они это делают, и что они на самом деле хотят делать и кем быть.

В: Что лежит в сердце твоей практики, твоих методов и философии?

К: Мое желание – не столько обучить человека как "делать терапию", сколько обучить как "быть терапией". К этому я стремлюсь. Обучить, как чувствовать внутри себя Любовь и ее творческую силу, которую я вижу как:

...Нежную и бесконечно мощную Любовь.

...Любовь, которая питает, не вторгается, глубоко видит – и в ней можно обретать мета-позицию. Любовь, в которой много веры.

...Любовь, которая не присваивает и не требует, которая верна процессу исцеления другого, свободна от неосознанных проекций и скрытых выгод.

...Любовь, в которой нет критики и осуждения, но которая способна мыслить ясно и судить трезво.

...Любовь, которая сохраняет и бережет, которая преданна и добра.

...Любовь, которая проявляет красоту.

...Любовь, которая создает глубокое чувство безопасности, которая соединяет человека, находящегося в страдании, с его достоинством.

...Любовь, которая слушает. И особенно внимательно слушает то, что не сказано и не выражено. Любовь, которая полностью присутствует.

Эмпатическая, чувствующая, мужественная, отважная Любовь, выходящая за пределы того, что мы о ней знаем, прикасающаяся к душе – это исцеляющая Любовь.

И еще несколько принципов:

– Душа человека всегда остается ему верна и жаждет момента восстановления и исцеления.

– Дар творчества – это исцеляющий дар. Искусство терапии – это не про "вмешиваться", а про то, чтобы быть рядом и верить. Это про то, чтобы все эти качества были естественны так же, как дыхание.

– Я отдаю себе отчет в том, что моя способность вот так любить ограничена – и в этом нет ничего страшного. Потому что у меня есть готовность быть открытым потоку Любви, который течет сквозь меня и напоминает мне о том, что я не более и не менее ценен, и что я тоже достоин заботы другого человека. И что пока я поддерживаю того, кто страдает, меня самого "держит" у себя на руках Любовь, которой я безопасно доверяюсь. В таком потоке Любви исцеление происходит естественно и органично.

– То, чего избегаю я, клиент также вынужден избегать; и в такие моменты в отношениях появляется замирание.

– Обучение и длящаяся супервизия – неотъемлемые, обязательные части нашей практики, если мы хотим быть по-настоящему безопасными во время работы с людьми, находящимися в крайне неустойчивом состоянии, и если мы хотим уметь обращаться с симптомами сильнейших травм и хронических стрессов. Это важно понимать.

В: Есть ли у тебя слоган или фраза, которые тебя вдохновляют?

К: Привносить Любовь во все.

В: Веришь ли ты в чудеса?

К: Я верю в Любовь… Каждый из нас - чудо. Каждый из нас может быть ответом на молитву другого. Мы можем быть теми, в ком живы Надежда и Исцеление. Теми, через кого они действуют.

Жизнь – это чудо. Каждый маленький подснежник, который прорастает сквозь снег и холод, преодолевая притяжение – это чудо. Каждое исцеляющее прикосновение Любви – это чудо. Да, есть моменты, когда мы взываем к Богу. Мы от него так много ждем и даже требуем. И когда Бог не отвечает на наши чаяния и надежды, это способно приводить к сильнейшей боли разочарования, разбитым иллюзиям, обиде. Скорее всего, Богу тоже больно от этого.

Очень понятно наше желание встретить чудо, которое пошлет Бог – особенно в моменты, когда мы переживаем тяжелые испытания и страдания. Такое желание может быть настолько интенсивным, что мы сами не можем в нем разобраться, мы в нем слепы: порой, когда мы сильно ждем чуда, мы очень ясно видим, чего нам не достает, и не всегда можем увидеть то, что у нас уже есть.

Иногда нам кажется, что то, что нам нужно – сила, которая есть вне нас. Мы просим Бога дать нам что-то, не успевая почувствовать, что у Бога приготовлено для нас. Возможно, когда мы фиксируемся на приходящем, а не на том, что длится, мы теряем свой путь.

Когда умирает близкий любимый человек, вместе с горем в душу начинают приходить красивые вещи. Становится ясным то, что не ценилось, не понималось. Как будто, лишь когда мы приближаемся к смерти, то начинаем ценить и видеть смысл, красоту жизни, и что в ней важнее всего.

В: Какая музыка вдохновляет тебя?

К: Музыка души – я имею в виду любую музыку, которая идет из нее, которая выражается с глубокой страстью: фламенко, виолончельные сюиты Баха, моя музыка тоже!

Когда я чувствую вдохновение, чтобы написать песню, то и сам песня тоже становится вдохновением, и, исполняя ее, исполняешь любовь…

И очень люблю фанк – под него весело танцевать. Я очень люблю танцевать!

В: Часто ли ты думаешь о будущем, строишь планы и проекты, или ты доверяешься потоку и судьбе?

К: И то, и другое. Когда дело доходит до планирования, то мы (команда "Рагамаффин") обращаемся к творческому процессу, представляем будущее, учитываем различные варианты – и в этом всегда есть своя логика. Обращаясь к будущему, мы смотрим на то, что уже сделано, и как это можно развить. В то же время, многое из того, что я делаю сам или с другими, является результатом потока, согласованности с миром. Наша работа очень органично развивается, растет, откликаясь на те потребности, которые предстают перед нами. Я думаю, что мы все вместе создаем свою судьбу, и я безусловно доверяю потоку.

Интервью подготовлено в 2012 г. Social Advertising Laboratory Team (Russia) & Yulia Komo.

Перевод Диляры Газизовой. Редакция текста - сайт integratio.art.